Почему материализм это тупик? Бернардо Каструп [перевод]

Как неправильное понимание материи приводит к заблуждениям

Мы живём в век науки, которая сделала возможными невообразимые для наших предков технологические успехи. В отличие от философии, которая в решении вопросов зависит от субъективных ценностей и чувства правдоподобности, наука ставит вопросы непосредственно природе в виде экспериментов. Природа потом отвечает каким-то определённым поведением, то есть вопросы решаются объективно.

В этом как сила науки, так и её ахиллесова пята: эксперименты только говорят нам как природа себя ведёт, но не чем она является. Разнообразные гипотезы о сущности природы совместимы с её явным поведением. Поэтому, хотя в этом поведении много информации, оно не может ответить на вопросы бытия, которые философы называют “метафизикой”. Понимание сущности природы принципиально за пределами научного метода, и нам остаются другие философские подходы. Как субъективны бы они не были, это наш единственный путь к разгадке происходящего.

Материализм — взгляд на природу, фундаментально базирующийся на материальном и независимом от разума внешнем. Это метафизика именно в той части, в которой утверждает, чем природа сущностно является. И это просто теоретическое умозаключение, мы не можем эмпирически наблюдать материю за пределами и независимо от разума, потому что мы в нём навсегда заперты. Всё, что мы можем наблюдать, это содержание восприятия, которое по своей природе продукт разума. Даже показания измерительных инструментов доступны нам только в восприятии разума.

Мы подразумеваем присутствие чего-то за пределами состояний сознания, потому что поначалу кажется, что имеют смысл три канонических наблюдения:
(i) Кажется, что есть какой-то разделяемый мир за пределами нас самих
(ii) Поведение этого разделяемого мира, как нам кажется, не зависит от нашей воли
(iii) Есть плотная корреляция между внутренним опытом и измеримыми паттернами мозговой активности

Мир за пределами ментальных состояний, тот который мы населяем, имеет смысл наблюдать (i). Этот разделяемый мир не ментален и не согласуется с нашей (осознаваемой) волей, поэтому (ii). Наконец, если особые конфигурации материи как-то могут генерить разум, это также объяснило бы (iii). Наша культура принимает как данность, что природа изначально материя, а не сознание. Это снова метафизическое допущение для объяснения вышеперечисленных канонических наблюдений, а не научный или эмпирический факт.

Проблема в том, что этот метафизический вывод несостоятелен по нескольким причинам. Для начала — ничего из параметров материального устройства, скажем, положения и импульсы атомов, составляющих мозг, не позволяет нам даже теоретически свести к ним чувства влюблённости, вкуса вина или прослушивания сонаты Вивальди. Между материальными количествами и качествами переживаемого опыта непроходимый разрыв, который невозможно объяснить, который философы называют “трудной проблемой сознания”. Многие люди не видят этот разрыв потому что думают, что вкус, цвет и тп. — свойства материи, что противоречит мейнстримовому материализму. В соответствии с ним цвет и вкус генерируются нашим мозгом внутри нашего черепа. Они не существуют в окружающем мире, который предполагается чисто абстрактным.

Далее, материализм живёт или умирает с тем, что физики называют “физический реализм”: там снаружи должен быть объективный мир, состоящий из сущностей с опредлёнными функциями, наблюдается этот мир или нет. Проблема в том, нет оснований сомневаться, что эксперименты последних четырех десятилетий опровергли физический реализм. Так что если слово “материализм” не определять как-то произвольно, реализм как метафизика теперь физически несостоятелен.

И третье, можно привести убедительный довод в пользу того, что опытные данные о корреляциях мозговой активности и внутреннего опыта, которые сейчас у нас накоплены, не могут быть приспособлены к материализму. Есть устойчивая закономерность, связывающая нарушение или уменьшение мозгового метаболизма с расширением осознанности, обогащением переживаемого содержания и его чувствуемой интенсивности. Сложно найти в этом какой-то смысл при материалистической гипотезе, что все переживания опыта генерируются мозговым метаболизмом.

Наконец, по крайней мере с философской точки зрения, материализм нестроен, неэкономен, неоправданно экстравагантен, и возможно даже бессвязен. Связность и экономность, конечно, просто субъективные оценки. Но если мы их отбросим, то откроем двери всевозможной бессмыслице, которую невозможно опровергнуть опытным путём, от инопланетян в Плеядах, пытающихся предупредить нас о глобальной катастрофе, до чайников на орбите Сатурна. Так что мы лучше будем придерживаться этих ценностей, то есть последовательно их применять, в том числе к самому материализму.

Материализм нестроен потому, что в дополнение или вместо сознаваемого — а это всё, что мы в конечном счете знаем — он привносит ещё одной категорию “вещества” или “существующего”, по сути, выходящую за рамки прямой эмпирической проверки: а именно материю. В материализме материя — буквально трансцедентна, более недоступна, чем любой духовный мир, утверждаемый мировыми религиями. Это всё было бы оправдано, если бы не было способа осмыслить три канонических наблюдения приведённых выше на основании только лишь сознания; но он есть.

Материализм объединяет необходимость утверждать что-то вне наших индивидуальных сознаний с необходимостью утверждать что-то за пределами сознания как категории. Все три наблюдения могут иметь смысл, когда мы постулируем трансперсональное поле разумности за пределами нашей личной психики. За пределами нас действительно существует мир как таковой, который мы населяем; но этот мир — сознательный, также как и мы просто некие агенты сознания. Если смотреть на мир так, то “трудная проблема сознания” обходится, т.к. мы не должны больше соединять непроходимый разрыв между разумом и не-разумом, качеством и количеством: всё тогда сознательное, качественное. Восприятие состоит из модуляции одним (персональным) набором характеристик другого (трансперсонального) набора характеристик. Мы знаем, что это не проблема, потому что это происходит каждый день: наши собственные мысли и эмоции, несмотря на то, что качественно различаются, модулируют друг друга всё время.

Наконец, материализм достаточно бессвязен. Как мы могли видеть, материя — теоретическая абстракция сознания и в сознании. Так, когда материалисты пытаются свести сознание к материи, они пытаются свести сознание к концептуальным творениям другого сознания. Это как собака, преследующая собственный хвост. Ещё точнее, это как художник, написавший автопортрет, показывающий на него и провозглашающий, что он — это портрет. Тогда бедолаге-художнику приходится объяснять всю свою внутреннюю жизнь в терминах паттернов распределения пигмента на холсте. Как бы абсурдно это не звучало, это очень похоже на ситуацию, в которой оказываются материалисты.

Популярность материализма строится на замешательстве: каким-то образом наша культура стала ассоциировать его с наукой и технологиями, которые последние два столетия были ошеломляюще успешны. Но этот успех не относится к материализму; он относится к нашей способности исследовать, моделировать и предсказывать поведение природы. Наука и технология делают это также хорошо, а может даже и лучше, без всякой метафизической нагрузки, или с другой соответствующей картине этого поведения метафизикой. Материализм в лучшем случае проезжается на психологии тех, кто занимается наукой и технологиями, как безбилетный пассажир, а может даже и как паразит.

Чтобы постоянно соотноситься с природой, людям действительно нужна история о том, что природа собой являет. Психологически очень сложно оставаться действительно агностиками относительно метафизики, в частности, когда делаем эксперименты. Эта внутренняя история работает как базовая операционная система, даже когда она не осознаётся. И так получилось, что материализм, благодаря своим вульгарной интуитивности и наивной поверхностности, предлагает дешёвый и простой вариант такого внутреннего сторителлинга. Вдобавок он, похоже, ещё позволил учёным и исследователям прошлого сохранить ощущение смысла в то время, когда религия ослабила хватку на нашей культуре.

Но сейчас, в XXI веке, мы точно можем лучше. Мы теперь можем честно проверять скрытые допущения, объективно рассматривать доказательства, привнести наши психологические нужды и предубеждения на свет саморефлексии, а затем задать себе вопрос: действительно ли материализм что-то объясняет? Ответ будет очевидным: ничего не объясняет. Материализм — реликт из старого, наивного и менее изощрённого времени, когда он помог исследователям отделить себя от того, что они исследовали; но сейчас для этого не время и не место.

Когда мы осмысливаем те же самые канонические наблюдения на основании только состояний сознания, нам тоже не хватает вариантов. Это составляет более убедительную, не отягощённую и последовательную альтернативу материализму, которая лучше учитывает имеющиеся данные. Основы этой альтернативы известны с начала XIX века, а может и на тысячелетия раньше. Сегодня мы должны её изучать и, честно говоря, действовать сообща, когда дело касается метафизики. Лучше нам знать, чем странным образом продолжать принимать несостоятельное.

Оригинал.

Tagged: Tags