Мы живём в эпоху заговоров. Везде обнаруживаются скрытые зловещие мотивы. Никто не свободен от подозрений, независимо от репутации. В это может быть вовлечена любое учреждение, даже самое почтенное. Чтобы не говорилось публично, скорее всего что-то более ужасное происходит скрытно. Принимать всё на веру — верное средство дойти до разочарования от наивности. Никогда не было более соблазнительного момента удариться в конспирологию.
Но настоящий выбор не между наивностью и теориями заговора. Задача найти путь к часто неуловимой третьей опции: разумному скептицизму. Как разумный скептик так и конспиролог начинают из одной той же точки: с осознания, что вещи не то, чем они кажутся, и то, что является общепризнанным, может быть очевидной ложью. Само по себе это не признак бреда или безумия. Это основа величайших открытий и озарений человека. Верхом безумия было до 1473 года утверждать, что Земля вращается вокруг солнца. Не менее странно было бы отстаивать в 50х годах прошлого века, что английская разведка находится под контролем людей, работающих на СССР. Гипотезы могут быть совершенно необычайные, очень непопулярные, и всё равно верные.
Что же отличает разумного скептика от конспиролога? Не то, что у него есть какие-то странные гипотезы, а то, что потом с гипотезами делают. Вот основные ключевые различия:
– Доказательство
Разумный скептик знает, что гипотеза не может быть бесконечно неизменной без доказательств. Они могут какое-то время испытываться, но в какой-то момент или от них надо великодушно и безропотно отказаться или они должны быть поддержаны конкретным доказательством.
– Бремя доказательства
Разумные скептики понимают, что тяжесть доказательства гипотезы должна ложиться на них, как тех, кто бросает вызов status quo, а не тех, кто поддерживает устоявшуюся идеологию. Они принимают, что это их долг показать, что привидения действительно существуют, а не ответственность всех остальных доказать, что их нет.
– Смелость отбросить гипотезу
Отстаивать спорные гипотезы — своеобразное эмоциональное удовольствие. Мы чувствуем себя сильнее и значительнее чем все те, кто слепо доверяет установившемуся порядку. Они, эти идиоты, могут думать, что ракеты летали на Луну, мы знаем, что всё это было снято в городской студии. У нас не такая значительная работа и не такой большой дом, но, в отличие от самодовольных профессоров, мы знаем, что действительно случилось с Гитлером после войны. Разумный скептик конечно знает, как было бы хорошо оказаться правым, но знает и унижение и печаль оказаться неправым. Конечно, это было бы очень приятно эмоционально, открыть секрет атомной энергии, или что богатый старик оказался сексуальным извращенцем, или что изменение климата оказалось мистификацией. Но он также достаточно мудр, чтобы не дать своим желаниям быть сильнее упорных и неуступчивых утверждений реальности.
– Обычное доверие
Конспиролог везде видит скелетов в шкафу; их позиция по умолчанию, что все лжецы и всё прикрытие. Они так бояться оказаться жертвой обмана, что не могут позволить себе ни проблеска доверия. Со своей стороны разумный скептик исходит из того, что миру в целом можно доверять и изначальной благожелательности. Они имеют дерзость судить о вещах по тому какие они есть, уверенные в силе изменить свои взгляды, даже очень быстро, в гораздо более тяжелую сторону, если факты этого требуют. Они внутренне достаточно сильны, чтобы верить в то, что незнакомцы правдивы и добродетельны.
Теории заговора никогда не были проблемой интеллекта. Это эмоциональная рана, которая превозмогает более высокие структуры интеллекта, и поэтому обращаться с ней надо не бомбардировкой фактами, а утешением, добротой и любовью, потому что именно здесь проблема всегда и начинается.
Выбор, который перед нами стоит — не выбор между наивностью и конспирологией. В понимании хрупкости наших душ у нас есть вариант пройти наши опасные времена с благоразумной смесью доверия и сомнения.