Мои поиски объединения опыта духовных практик и научной картины мира

Для меня долго было сложным моментом, что мой опыт показывает, что “что-то”, ощущаемое и явно переживаемое как изменение состояния, опыт присутствия чего-то или кого-то, которого нет в так называемых обыденных состояниях, работает в реальном мире. Работает со здоровьем, с вполне измеримыми симптомами, про которые врачи-специалисты в соответствующих областях предлагали хирургические вмешательства. Работает на сложных жёстких международных деловых переговорах, между раундами которых участники с одной из сторон усиленно медитируют, что меняло результаты на следующем раунде на противоположные. Другая сторона просто соглашалась на то, на что не соглашалась до того и на что вполне могла бы себе позволить не соглашаться. Работает в конфликтных ситуациях с применением боевого огнестрельного оружия, вплоть до влияния на его (оружия) техническое функционирование. Я сейчас перечислил ситуации где сам был участником.

Но я продолжал думать про мир материалистически. Принимал биологически-эволюционные объяснения функционирования человека, психики и межчеловеческой динамики в общении и сообществах. Относился к явным переживаниям контакта с духовными существами у себя и других – как с субъективным внутренним переживанием каких-нибудь архетипов. Мыслил в парадигме причинности биологических объяснений сознания как первичного субстрата относительно содержания сознательного опыта. Верил в здравый смысл мейнстрима академической науки и научность магистральной современной психологии.

Перелом случился для меня в январе 2020, когда в моём поле зрения оказались книжки и статьи голландского философа Бернардо Каструпа (Bernardo Kastrup). Он хотя и философ, но работал в CERN (это где Большой Адронный Коллайдер) и занимался разработками систем искусственного интеллекта, в общем очевидно дочитал учебники физики и ещё много какие. И он очень доказательно критиковал материализм и материалистическую науку о психике и человеке.

Аргументированно настаивал (и настаивает) на том, что Hard Consciousness Problem (задача как из мозгов получается сознание) в принципе не решается в материальном поле. То есть нет, мозг не сложная вычислительная машина и не компакт-диск, который мы когда-нибудь может быть расшифруем и поймём, как он сознание производит. Не расшифруем. Потому что отношение скорее обратное. Сознание онтологически мирозданчески природоосновно первично. Базовая реальность по своей природе – сознание. Мозг – скорее “проекция/продукт” какого-то аспекта личного индивидуального сознания в трёхмерную реальность, которая вся по сути – определённая приборная панель этой общей природы сознания.

Кроме того такая картина мира снимает парадоксы квантовой механики ставящей под вопрос детерминизм и говорящей своими экспериментами о более тесной связи сознания с физической природой. Квантовая механика оказывается просто описанием границы физического мира и мира сознания, и если угодно, духа.

Ну и, и это самое главное, что такая картина мира позволяет наличие цели/смысла/предназначения как сущего вообще, так и человеческого и личного бытия в частности, что начисто отсутствует в материалистческом мировоззрении. Ну или требует каких-то немыслимых интеллектуальных кульбитов с натягивагием разнообразных надуманных сов на такие же глобусы.

Если интересует подробно и аргументировано такая научная критика материализма и онтология картины мира базирующейся на природе сознания – могу только пригласить ознакомиться с трудами Бернардо Каструпа, они разной сложности, но точно есть десяток книжек довольно популярно написанных. Две из них переведены на русский. Переведены отвратительно, но если нет возможности читать по-английски, а тема крайне интересна, то пойдёт.) Хотя вот ещё мои переводы одной его статьи, куска из книги Почему материализм полная чушь и фрагмента ещё не вышедшей книги Analytic Idealism in a Nutshell.

Если читаете по-английски и готовы к серьёзному чтению, то могу ещё посоветовать новую совсем книжку Федерико Фаджина (Federico Faggin) Irreducible. Которую издал фонд, возглавляемый Каструпом. Фаджин – один из ныне живых отцов компьютерной революции. Изобрёл технологию, без которой не было бы процессоров Интел и вообще микропроцессоров таких, как мы их сейчас знаем. Основатель компании Zylog (z80, кто помнит, тот помнит.) Его же компания Synaptics изобрела тачпад и тачскрин (в общем что-то чем вы это сейчас пролистываете) и сделала первый истории отдельный нейрочип для распознавания образов. В общем снова человек, про которого нельзя сказать, что он просто что-то недопонял в науке о материальном мире. Он оказывается идеалистом ещё покруче Каструпа, потому что Бернардо пока немного стесняется говорить о духовных существах не связанных с биологическим метаболирующим субстратом, то Фаджин вполне себе говорит о нетелесном бытии индивидуализированного свойства.

Так вот, такие авторы как Каструп и Фаджин дают мне интеллектуальное разрешение целостно воспринимать картину многолетнего опыта работы с сотнями людей практикующих что-то духовное в различных контекстах, в том числе очень прикладных и опыт, полученный в мистических передачах разных традиций, которые мне посчастливилось получать в разных уголках земного шара.

Но это же накладывает и рамки самодисциплины мышления, потому что как всякий образованный современный человек я индоктринирован материализмом и мне приходится ловить себя на различных паттернах мышления, свойственных этой модели мира и на нём базирующихся.
Это и сведение/объяснение человека, как индивидуального так и социального, к эволюционирующему животному, биологизация/нейроредукционизм, и психологизация/психиатризация, и “экономизация/капитализация” поведения и социальных процессов, как современных, так и исторических, и много что ещё.

Спасибо тем, кто не смотря на моё пристрастие к умным словам это осилил.)

Материализм как политическое оружие. Как сбивали с пути науку. перевод

Многие всё ещё воспринимают материализм – воззрение, что ничего больше не существует кроме материи и её движений – как результат многих лет аккуратного научного прогресса уходящий корнями в Просвещение…

Мы должны признать, что мейнстримный физикализм – не просто вымысел, но вымысел который более неудобен. На заре Просвещения он служил социо-политическим целям в связи с ростом напряжения между зарождающейся наукой и церковью. Выковыривая метафизическую область за пределами “духа” – перевода греческого слова “‘psyche”(душа), которое также значит “сознание” – ранние учёные надеялись на возможность работать не будучи сожжёнными заживо, как Джордано Бруно в 1600. Понятие о физическом мире фундаментально отличном и внешним относительно души должно было казаться церковным властям достаточно нелепым и безвредным, чтобы они оставили учёных в покое.

На самом деле это не секрет, что основоположники Просвещения хорошо понимали, что физикализм это политическое оружие в первую очередь, а не подходящее средство описания природы реальности. Уилл Дюрант в своей Истории Философии отмечает, что Дени Дидро, автор Энциклопедии основополагающего документа Просвещения – признаёт, что “возможно вся материя исполнена жизни, и невозможно свести целое сознание к материи и движению; но материализм хорошее оружие против церкви, и должен использоваться пока не будет найдено лучшее”. Дидро был в ясности и честности о том, что делал. Чего мы не можем сказать о большинстве сегодняшних самоназначенных представителей физикализма и “сциентизма” – наивного ошибочного сплава науки и метафизики.

Позднее, во второй половине 18 века набирала скорость промышленная революция с её железными дорогами, паровыми двигателями и станками, возникший коммерческий класс буржуазии наращивал своё социальное влияние. Как следствие этого процесса, ко времени Июльской революции 1830 года дух времени Просвещения сместился от наставления искусству и философии к приземлённой технологии и практическим приложениям науки. В этот момент представление о физическом мире отличном от сознания не только помогало растущему доминированию буржуазии над духовенством, но также служило психологическим инструментом,– удобным вымыслом, помогающим учёным выделить себя из наблюдаемых феноменов. Это, в свою очередь, помогло увеличить объективность экспериментальных наблюдений на решающем раннем этапе развития науки.

Страх перед великой неизвестностью – закодированный в христианской мифологии как страх перед адом – внезапно исчез, вместе со всей моральной ответственностью, угнетавшей жизнь христиан. Все наши беспокойства, сожаления, тревоги, etc., как теперь было гарантировано – нравится нам это или нет, верим мы это или нет – закочатся в момент смерти. Нам сегодня сложно это представить, как фундаментально ощущалось это освобождение, так как сейчас мы его принимаем абсолютно как данность. Возможно с этим могла сравниться только реформация, которая была лет за 200 до. Исчез в один момент страх, который позволял Церкви единолично контролировать практически всё население европейского континента более тысячи лет. Не удивительно, что физикализм набрал такой культурный момент, что получил мейнстримовое положение в любом обществе на планете, не смотря на то, что был – в смысле объяснительной силы, концептуальной экономичности, адекватности опыту, внутренней консистентности и общей согласованности – очень плохой метафизической гипотезой.

Но во второй половине 19 века, и это отражает Чарльз Тейлор в книге Секулярный Век – была утрачена исходная ясность Просвещения, что физикализм это политическое оружие, а не удобная метафизическая гипотеза. Однако и это принесло свои плоды, на самом деле самые большие психологические плоды: понимание феномена сознания, даже самой способности переживать, как побочного продукта физических перестановок, одним махом убрало самый большой страх человечества за всю историю. А именно страх перед тем, что мы будем переживать после смерти. Потому что если наш разум генерируется живущим мозгом, то не будет сознания, чтобы переживать что-то после смерти.

Невозможно переоценить историческое, социополитическое и психологическое удобство физикалистского вымысла. Большую часть 20 века он даже использовался в сюрреалистическом подвиге циклической аргументации для оправдания самого себя. Единственную природную пре-теоретическую фактическую данность – существование переживания – феноменальное сознание, к большому унижению физикализма он фундаментально оказался неспособен объяснить. Естественно, феномен сознания переживающего опыт предшествует теории эпистемологически, и все теории возникают и существуют внутри него. Но провозглашением феномена сознания эпифеноменом физического мира – не более чем побочным продуктом мозговых процессов, лишённых собственной каузальной силы – без всякого объяснения, как это вообще возможно, мейстримный физикализм устранил сознание из повестки человеческого изучения; это подавило саму возможность выявить его собственный фундаментальный недостаток. Проще говоря, идея была, что раз предполагаем, что сознание эпифеноменоменально и в любом случае устранено из причинной зависимости, нам не надо разбираться в том, как оно возникает – крайне удобно! Эту цикличность можно пронаблюдать в развитии, например, позитивизма и бихевиоризма в 20 веке. И это было до 1974 года, пока после фундаментальной статьи Томаса Нагеля “Каково это, быть летучей мышью?” сознание стало (очень) медленно возвращаться в исследовательскую повестку дня.

Наше культурное доверие к мейнстримовому физикализму – не имеющий отношения к разуму и доводам исторический психосоциальный феномен. Единственная причина, почему большинство из нас не видят этого – в том, что наши жизни слишком коротки, чтобы разглядеть относительно медленный, тонкий упадок культурной истори, в которую мы погружены. Мы проводим почти всё своё эфемерное существование в окружении образованных элит, которые выглядят очень уверенными в своих внутренне противоречивых, эмпирически несостоятельных и объяснительно безнадёжных взглядах. И поэтому мы думаем, что это мейнстрим. Физикализм должен быть верен, как могут все эти люди ошибаться? Но история показывает нам, что “все эти люди” и раньше всегда ошибались, а разум и доводы показывают, что и сейчас ошибаются.

Из новой книжки Бернардо Каструпа, которая выйдет в 24м.

Вы, возможно, сошли с ума [перевод]

Притворяться, что мы не безумны – это затяжная и напряжённая игра, в которую мы играем. Мы подводим итоги выходных в бессодержательных обобщённых выражениях, вымарываем наши кризисы, ничего не говорим про рыдания, забываем срывы, скрываем вещи которые делали в ванной одни поздно ночью, вместе с тем, что мы схомячили на кухне и привычками на рабочем месте, когда никто не смотрит. Чтобы облачиться в мантию уважаемого и достойного, в реальности совершенно неизвестного науке вида: человека нормального – мы наводим глянец поверх странности и безрассудства, крайности и агонии.

Конечно, было бы гораздо мудрее прекратить выступать и перейти к честности с максимально возможной долей милосердия, доброго юмора и настолько слабыми стыдом и само-терзанием, насколько это возможно. Конечно мы выходим из себя: в горе, злобе, замешательстве и боли. Конечно, мы еле-еле взрослые большую часть времени. Конечно мы не можем прекратить думать об определённых болезненных или грустных вещах, конечно у нас есть навязчивые мысли (что-то в глаз засунуть или под поезд броситься), конечно, если бы стенограмма наших мыслей была бы опубликована в интернете, надо было бы быстро дела заканчивать.

Мы предполагаем всякое и верим во что-то, пока не понимаем, обычно спокойно, как глубоко и постыдно ошибались, если только об этом думать, то не получится оставаться оставаться с торжественным лицом. Если бы команда документалистов пристально за нами наблюдала, а потом смонтировала бы фильм хотя бы с долей реализма – жизнь выглядела бы совсем иначе. Только люди, которые упорно не желают узнать себя получше могут упорно продолжать думать о себе как о нормальных. Мы должны осознавать, насколько комично выглядим, когда пытаемся выглядеть авторитетно, как будто хотя бы чуть-чуть знаем, что происходит. Мы должны скромно помнить, сколько искажений мы переняли от наших равно бедных и неустойчивых родителей, и как много причуд нам удалось сохранить, не смотря на посещения терапевтов (которые продолжаются). Если кто-то спросит: “Кто тут немного не в себе?”, насколько быстро нам нужно поднять руку?

Признак хороших людей – учитывая всё вышесказанное – без промедления мочь смело и добродушно сказать: естественно я могу быть безумен, естественно я могу это неправильно понимать, по определению я дурак и необходимо достоин осмеяния; признак людей которые знают, что они очень трудны в общении, что их детство оставило на нём отпечаток, что они гораздо злее, чем следовало бы быть, что они трусы, параноики, подлые и развращённые, перевозбуждённые и заблудившиеся, что они постоянно обвиняют не тех.

Признак хорошего человека – не не быть безумным, но знать, насколько это возможно, как именно и почему он безумен. И быть полностью открытым в раскрытии секретов об этом хотя бы избранным, пока дел не натворил.

отсюда

Как узнать, что вы эмоционально зрелый? 26 признаков эмоциональной зрелости. [перевод]

Вы понимаете, что большая часть неправильного поведения людей объясняется страхом или тревогой, а не злобой или идиотизмом, что обычно легче предположить. Вы ослабляете хватку на собственной правоте и перестаёте думать, что мир населён монстрами или дураками. Это делает всё сначала менее контрастным, но со временем гораздо более интересным.

Вы узнаёте, что то, что у вас в голове не может быть автоматически понято другими людьми. Вы понимаете что, к несчастью, вы должны проговаривать свои намерения и чувства с помощью слов – и не можете обвинять других людей в том, что они вас не понимают, если вы не высказались ясно и спокойно.

Вы узнаёте – что удивительно – вы иногда не правы. С огромным мужеством вы делаете первые робкие шаги (по одному за раз) чтобы извиниться.

Вы учитесь быть уверенным не потому что вы такой великий, а потому что все вокруг такие же глупые, напуганные и потерянные как вы. Мы все всё придумываем на ходу и это нормально.

Вы перестаёте страдать от синдрома самозванца, потому что можете принять, что нет такой вещи как законный кто бы то ни было. Мы все, в разной степени, пытаемся играть роли, удерживая наши глупости и отклонения в разумных рамках.

Вы прощаете ваших родителей потому что вы понимаете, что они не произвели вас на свет чтобы вас оскорбить. Они просто страдали что не могут быть собой и боролись с собственными демонами. Злость в какой-то момент сменяется жалостью и состраданием.

Вы узнаёте огромное влияние на настроение так называемых мелочей: режима сна, уровня сахара и алкоголя, уровня фонового стресса и тд. И в результате вы никогда не будете поднимать важный спорный вопрос с любимым человеком, пока все не отдохнули, никто не пьян, все хорошо поели, вас больше ничего не тревожит и вы не спешите на поезд.

Вы понимаете, что когда близкие вас пилят, когда они неприятные или злопамятные, они обычно не пытаются вас достать, скорее они пытаются добиться вашего внимания единственным им известным способом. Вы учитесь определять отчаяние под менее впечатляющими моментами ваших любимых и в один прекрасный день начнёте воспринимать их с любовью, а не с осуждением.

Вы перестаёте дуться. Если что-то вас ранит, вы не храните ненависть и боль долго. Вы помните, что вы скоро умрёте, вы не ожидаете, что другие догадаются, что не так. Вы говорите им прямо и если они понимают, вы их прощаете. А если нет, то тоже прощаете, но по-другому.

Вы понимаете, что так как жизнь очень коротка, это экстремально важно, что вы попробуете говорить, что вы действительно имеете в виду, сфокусируетесь на том, что вы действительно хотите, и будете говорить тем, кто вам дорог, что они безмерно для вас важны. Возможно каждый день.

Вы прекратите верить в совершенство в примерно любой сфере. Нет совершенных людей, совершенных работ, или совершенных жизней. Вместо этого вы переходите к признанию того что называется (используя образцовую фразу психоаналитика Дональда Винникотта) “достаточно хорошим”. Вы понимаете, что многие вещи в вашей жизни одновременно являются разочаровывающими – и в то же время, достаточно хороши во многих отношениях.

Вы учитесь добродетели быть немного более пессимистичными о том, как всё будет – и как следствие, станете спокойнее, терпеливее и более прощающей. Вы потеряете что-то из вашего идеализма и станете менее невыносимым человеком (менее нетерпеливым, менее жёстким, менее злым).

Вы учитесь видеть, что слабость любого характера связана с уравновешивающими их силами. Вместо выделения недостатков вы начинаете видеть картину целиком: да, кто-то зануден, но так же прекрасно точен и несокрушим в трудные времена. Да, у кого-то бардак, но в тоже время он блестяще креативный визионер. Вы понимаете (действительно), что совершенных людей не существует – и что на каждую сильную сторону найдётся своя слабость.

Вы научитесь добродетели компромиссов. Вы научитесь договариваться в каких-то областях и поймёте, что это скорее зрелость, чем слабость, когда вы так делаете. Вы можете быть с кем-то в первую очередь ради детей или из страха быть одному. Вы можете мириться с некоторыми неудобствами, потому что знаете, что жизнь без трений – мираж.

Вы влюбляетесь чуть-чуть не так легко. Это в некотором роде трудно. Когда вы были менее зрелыми, вы могли влюбиться мгновенно. Теперь вы остро понимаете, что каждый, каким бы он ни был внешне очаровательным или состоявшимся, вблизи может оказаться просто болью. Вы развиваете лояльность тому, что у вас уже есть.

Вы узнаёте, что вы – как не удивительно – достаточно сложный человек чтобы с вами жить. Вы сбрасываете прежнюю сентиментальность по отношению к себе. Вы вступаете в дружбу и отношения, предупреждая других о том как и когда вы можете оказаться проблемой.

Вы учитесь прощать себя за ошибки и глупости. Вы понимаете, что самобичевание себя за прошлые поступки – бесплодный эгоцентризм. Вы становитесь больше другом себе. Конечно вы идиот, но вас всё ещё можно любить, как и всех нас.

Вы учитесь, что зрелость включает примирение с упрямыми детскими кусками вас, которые всегда останутся. Вы перестаёте пытаться быть взрослым во всех ситуациях. Вы принимаете что мы все имеем наши регрессивные моменты – и когда ваш внутренний двухлетка поднимает голову – вы великодушно его приветствуете и даёте ему то внимание, которое требуется.

Вы перестаёте слишком надеяться на грандиозные планы по достижению счастья, которое, вы ожидаете, может длиться годами. Вы радуетесь хорошим мелочам. Вы понимаете, что удовлетворение приходит по минутам. Вы радуетесь, если один день прошёл без особых беспокойств. Вы проявляете больший интерес к цветам и вечернему небу. Вы развиваете вкус к маленьким удовольствиям.

Перестаёт быть озабоченностью, что люди вообще о вас думают. Вы понимете, что чужие умы – загрязнённые места и перестаёте пытаться полировать ваш образ в глазах всех и каждого. Важно то, что одному или двум людям OK, что вы это вы. Вы отказываетесь от славы и начинаете полагаться на любовь.

Вы начинаете лучше слышать обратную связь. Вместо предположения, что каждый, кто вас критикует — или пытается вас унизить или ошибается, вы принимаете, что может быть это идея применить некоторые вещи на практике. Вы начинаете понимать, что можете выслушать критику и выжить. Без того, чтобы надевать броню и отрицать все проблемы.

Вы осознаёте, что то, как вы живёте каждый день – очень связано с определёнными проблемами и вопросами. Вы всё больше и больше помните, что вам нужна некоторая перспектива взгляда на вещи, которые причиняют вам боль. Вы больше гуляете на природе, может быть заводите домашнее животное (они не волнуются как мы) и цените далёкие галактики в ночном небе над вами.

Вы прекращаете так легко заводиться от плохого поведения людей. Перед тем, как злиться или раздражаться или расстраиваться вы останавливаетесь, чтобы понять, что они вообще имели в виду. Вы понимаете, что между тем, что кто-то сказал и тем, что вы сразу подумали, что они имеют в виду, есть разрыв.

Вы понимаете, что ваше определённое прошлое окрашивает вашу реакцию на события, и учитесь компенсировать искажения в результате. Вы принимаете, что из-за того, как прошло ваше детство, вы склонны к преувеличениям в определённых областях. Вы становитесь подозрительны к вашим первым реакциям на определённые темы. Вы понимаете – иногда – не стоит поддаваться вашим чувствам.

Когда вы начинаете дружить, вы понимаете, что другим людям не обязательно хочется знать ваши хорошие новости, скорее получить представление о том, что вас беспокоит и тревожит, чтобы они могли почувствовать себя менее одинокими с болью в их собственном сердце. Вы становитесь лучшим другом, потому что понимаете, что дружба – это о том, чтобы поделиться уязвимостью.

Вы учитесь успокаивать свои тревоги не тем, что говорите себе, что всё будет хорошо. Во многих областях этого не будет. Вы выстраиваете способность думать, что если даже вещи пойдут не так, это в целом можно пережить. Вы понимаете, что всегда есть план Б. Что мир большой, и всегда могут найтись несколько добрых душ, и что самые ужасные вещи в конце концов переносимы.

отсюда

Что такое психоделическая психотерапия (перевод)

Давайте поговорим о той форме терапии, которая прямо сейчас нелегальна во многих странах мира, но которая в ближайшие годы станет доминирующим способом терапии и может стать главным путём исцеления от травм для многих людей.
Причина, по которой психоделическая терапия может стать такой важной – в силе преодолеть то, что сейчас является главным препятствием успешной психотерапии.

Фундаментальный тезис психотерапии в том, что мы заболеваем от того, что в наших сознаниях есть вещи, которым мы не можем предстоять, которые мы не можем чувствовать, о которых мы не можем думать. И которые обосновываются в бессознательном, откуда создают жёсткие беспокойства (симптомы, неврозы, истерики) у наших осознаваемых личностей.

Классически перед терапией стоит задача предоставить безопасную и доброжелательную площадку, на которой пациент может почувствовать себя расслабленно и позволить терапевту попасть в его имагинации и осмыслить узлы и сложности там расположенные. Что Фрейд называл “фундаментальным правилом” психотерапии – что следует быть полностью честным с терапевтом в шеринге того, что происходит в сознании. “Никогда не умалчивайте ни о чём, по любой причине, по которой бы было об этом неприятно говорить”,– советовал он.

Это важно, но там одна колоссальная проблема. Большинство людей абсолютно неспособны – когда дело до этого доходит – отпустить свою защиту и сказать терапевту что они чувствуют. Терапия – и возможности исцеления – нарушаются нашими защитными механизмами.
И тут психоделики дают надежду. Химическое вещество MDMA не просто отравляет как-то. Оно не помещает человека в расслабленный ступор, как вино или водка. Оно держит ум очень открытым и ясным и, в то же время, отключает механизмы подавления. Позволяет думать и чувствовать, но не быть напуганным или заторможенным. Сознание может почусвствовать себя достаточно смело, чтобы пойти в те места, куда обычно избегает. Также – по причинам пока неизвестным учёным – оно даёт аппетит к самоисследованию (когда употребляется в правильном сеттинге, в спокойном месте, в тишине, с музыкой, где можно закрывать глаза повязкой и обычно в присутствии доброго и интересующегося терапевта). Мы даём себе шанс – который мы могли бы избегать много лет – подумать о сложных аспектах психики, которым нужно наше внимание. Мы можем столкнуться с мощной потребностью отрефлексировать какой-то период детства, фигуру из прошлого, или сложность, на которой мы боялись сосредоточиться.

В то же время, из за того, что мы не заторможенны, мы спокойно делимся содержанием. Мы можем записать его, наговорить его в телефон или терапевту. Таким способом мы можем поднять на поверхность редкие психологические руды, чистые, нискажённые и связанные с нашими главными невротическими симптомами.

MDMA на данный момент нелегально по всему миру – и может испытываться только в определённой безопасной клинической среде – но несёт надежду, что в один день может заставить психотерапию работать так, как она всегда должна была.

источник

Что такое эго и что с ним делать?

Эго – “Я” по-гречески. На этом можно было бы и закончить. Но относительно регулярно на протяжении многих лет появляются люди, у которых концепция эго вызывает вопросы. Или которые используют это понятие для обозначения чего-то, чего не должно быть, с чем надо бороться.
Иногда в таком значении и для меня есть смысл, иначе ну очень долго объяснять. Но сейчас именно этим попробую заняться.

ego 1

Итак есть человек, индивидуальность, или Я в самом возвышенном смысле.
Это духовное существо, которое не обусловлено именем, временем, в котором оно живёт на Земле, гендером, происхождением, родом занятий, национальностью, особенностями физического тела. В жизни мы его много где можем переживать. Например в самом качестве потока бытийности.
Можно говорить об этом Я, как об эго, если не касаться значений, придуманных психологами в 20м веке. Но чаще современный человек говорит как об Эго о том я, которое обусловлено временем, местом и средой рождения и взросления, другими людьми, на нас влиявшими, полом/гендером, разными групповыми идентичностями, к которым мы себя причисляем или которым противопоставляем.

Важный момент,– наше духовное Я и наше обусловленное я – не противоположные структуры. Одно буквально делается из другого.

Поэтому в процессе духовного самопознания мы так или иначе, разными путями, способами и подходами движемся к осознанию себя как духовного существа.

И можно пытаться своё более локальное эго отбрасывать, подавлять и как-то ещё щемить.
Более органичным, жизненным, сострадательным по отношению к себе, а затем и к другим, является подход самопознания через внимание к фрагментам обусловленностей. Они могут быть как поддерживающие идентичность, так и переживаемые болезненно и несвободно. Их можно воспринимать нейтрально, не отбрасывая, не отвергая, а исследуя с целью получить запакованное в них переживание духовного существа Я.

Не стоит называть травмами эти не совсем комфортно осознаваемые обусловленности. С точки зрения духовной практики это нечто другое.

ego 1

Когда мы исследуем обусловленности обыденного сознания и выходим за его пределы, то мы сталкиваемся с переживаниями неизвестности, незнания, пустоты, темноты, бездны, ничто. У этого есть разные описания и это происходит в разной степени у разных людей. Но мы все там оказываемся. Практику надо уметь в этих состояниях находиться в покое, не бояться пустоты, исчезновения и незнания, не фиксироваться в этот момент в суждениях или выводах, не цепляться за воспоминания, даже вроде как подходящие.

И травма – это такие фрагменты обусловленностей, которые именно в эти встречи с пустотой интенсивно выходят на поверхность, не выпуская нас в переживания истинного и сильно его искажая, сужая восприятие в этих пространствах и состояниях.

Сильное обусловленное Я, сила эго сами по себе не являются проблемой. Наоборот, если человек остаётся автономным и умеет противостоять в жизни воздействиям, в том числе социально желательным, то у него больше шансов осознавать своё духовное Я не путая себя с воздействиями сил, пытающихся нами стать.

Так что антисоциальность некоторая может способствовать духовному развитию. Нам об этом говорят суфии, тантристы, да и в христианстве обратите внимание, из каких приятных благополучных людей набирались апостолы.

Но также любовь и сострадание являются чувствами, совершенно необходимыми для адекватного переживания духовной реальности Я. На счастье, наш мир настолько благословенен, что совмещать любовь и сострадание с антисоциальностью никакого труда не составляет.

Краткий очерк истории психологии

Интересно посмотреть в большом масштабе на развитие психологии. То есть явно наука о душе. И как так вышло, что она оказалась там где оказалась, со одновременно стремлением заменить собой религию и духовность, становления инструментом войн, контроля и угнетения и антинаучностью.

Если не лезть в более древние предпосылки, хотя они есть, то проблемы начались с 4-го константинопольского собора 869-870 г. н. э., когда у человека отменили дух. Тут можно сказать, что этот собор не признаётся восточными церквями, но у них тоже случились свои проблемы, от которых не легче. Первоначальное учение о троичности человеческого существа существует как на западе, так и на востоке. В нём душа занимает среднее положение между духом и телом. Воздействия тела структурировались, осмыслялись и уравновешивались духом, чьё присутствие подразумевалось в каждом человеке непосредственно. Отрезание духа в IX-м веке и развитие материалистической науки в новое время привели к тому, что к XIX уже само существование души было поставлено под серьёзное сомнение.

Но ещё в это время проявлялись два подхода к работе над душой. В одних случаях человек пытается своим осознающим Я тотально и непосредственно пережить работу души, состояние самого я, мышления, рассудка.

В других предметом внимания становятся чувственные переживания, сводимые к восприятию органами чувств и воздействию на них. И переживания оказываются производной воздействия на материальные чувствующие телесные структуры биологических, физико-химических и информационных процессов. Психология вырождается в учение о бессознательных телесных функциях, а переживание вдавливается материалистическим подходом в переживающие органы и структуры тканей.

Психология первого типа осталась в моделированиях созерцательно-феноменологических подходов духовных традиций, которые иначе сводятся к способам социализации психиатрических пациентов в домодерновых обществах. И в прикладной работе с людьми в экстремальных управленческо-боевых ситуациях. Которые тоже крайне маргинализированы и похожи на школы чёрной магии, чем некоторые из них и являются.

Идеи первичности тела победили, душевная деятельность стала восприниматься как производная физиологических телесных функций, сводимая к рефлекторным механизмам. Сознание со всеми душевными и духовными феноменами стало побочным спецэффектом необъяснимо сложного движение элементарных частиц материи, непознаваемой напрямую этим же сознанием.

За пределы этого есть небольшие прорывы у экзистенциальщиков. И попытки имитировать эти прорывы у некоторых трансперсональщиков.

Психология стала буквально наукой о том, чего нет, и в чём нет содержательного смысла.

Про уровни развития и спиральную динамику

Про уровни развития (aka спиральная динамика и кусок интегральной теории) — если коротко, описания самих уровней всякие социально-психологические — судя по всему шняга.)

Социальные (как там синие теократии, оранжевый капитализм, зелёный пост-пост и жёлтая мета-мета, с бумеритом или любыми аналогичными “уточнениями” и “тонкостями”) — скорее застревания и перекосы сами по себе. Фиксации и опухоли. Относительно того чего-то центрального сутейного, что собственно развивается и растёт.

Психологические описания с вроде как стадиями взросления — формально, конечно, пытаются смотреть на какую-то суть (как у некоторых авторов какая-нибудь Самость.)). Но ограничены системными косяками современной психологии как таковой.)

У Грейвза, если читать оригиналы, из которых растут уровни развития в современном понимании интегральной теории, всё не так. И из его текстов вот эта явная “стадийность” и “этажность” не следует. Скорее некий переливающийся спектр смыслов бытия.

Антагонистическая концепция конфликтующих уровней с акцентом именно на их управленческих отличиях — результат упаковки системы в консалтинговые коммерческие приложения Доном Беком.
Не доизучив “с чем имеем дело” перевод фокуса на “как бы этим поуправлять”. Но он вообще характерен для современной науки, даже нобелевские премии дают людям.)

Выход из этого именно там, где эти теории развития встречаются с медитативной практикой. То есть какие-то феноменологические исследования, которые позволяют как-то посмотреть на суть того, что собственно растёт и развивается в процессе смен этих поведенческих проявлений, способов мышления и социальных формаций.

У того же Уилбера в Интегральной медитации есть такой исследовательский медитативный феноменологический подход у уровням развития. Скорее всего только один из возможных, но интересный. Системы дающие объяснения без феноменологических ключей исследования — 100% подозрительные, следите что вам в процессе незаметно продают, какую именно идею себя.)